Мой четвероюродный дядя, Петр Петрович Мямлин, - геолого-разведчик. Сейчас он уже давно на пенсии и живет за городом. Под Москвой. На даче. К сожалению, связь я ним утерял. Но знаю, что он жив-здоров.
Раньше, еще в советские времена, Петр Петрович много ездил по стране и по миру. И с ним произошла вот такая история. Он рассказал ее мне лет десять назад. Так что я кое-что уже забыл. Но суть помню. И некоторые подробности. Жаль, что не все.
Вернее - произошло с Мямлиным сразу три истории. Все три где-то в семидесятых годах. Последовательно: в течение трех лет, в год по истории.
Петра Петровича как тогда еще молодого и перспективного специалиста, а к тому же еще и идеологически устойчивого члена партии, отправили в зарубежную командировку в Африку. Если не путаю, в дружественный Мозамбик. Или в братскую Анголу. Словом, так или иначе - в самую что ни на есть Черную Африку.
Условия жизни у наших геологоразведчиков были довольно суровые. Жили в бараке-общежитии. По двенадцать человек в комнате. Никаких кондиционеров. В самую жару наши специалисты просто обматывались мокрыми простынями и включали на полную вентиляторы. Некоторые зарабатывали воспаление легких. Это - в плюс 45.
Зато в Африке за один год работы Мямлин заработал на жигули и на полкооператива.
Работали наши много. Жизнь в Африке - не сахар. Все время потный, как Валерий Леонтьев. Или в мокрой простыне, как покойник-утопленник в саване.
У некоторых почки отказывают. Перестает человек пи;сать и все. А зачем? Все уходит через пот.
Опять же - спиваются многие: без алкоголя не поешь. Вот и выбирай - либо цирроз, либо гепатит. Такая вот печеночная вилка.
Зубы от местной пищи сыпятся. Ночью снятся тропические кошмары. Память отшибает почему-то. Словом, как выражался Петр Петрович, лозунг геологоразведчика: "Цирроз. Склероз. Парадонтоз".
Тропики. Жара. Москиты. Летающие зеленовато-бурые десятисантиметровые тараканы, типа соленых огурцов. Жуть.
Кругом какие-то ящерицы с мордами как у жандармов. Жандармы - негры с калашами. Нас от капиталистов охраняют. Дядя говорил: только тогда, говорит, я понял слова из песни Вертинского "Лиловый негр вам подавал манто". Они действительно - лиловые. С радужным отливом.
Река там, рассказывал Мямлин, текла мимо нашего поселка. Звали ее наши - Лимпопоша. На одном берегу крокодилы, на другом - бегемоты. Между ними - война. Водораздел - ровно по середине реки.
Если крокодил поймает зебру, ее бегемот обязательно у крокодила отобьет. Назло.
Если бегемот пересечет водную границу - его обязательно затянут на дно и сожрут крокодилы. Из принципа.
Негритянки, говорит Мямлин, ходят так: за ней пятеро детей бегут, на голове - корзина с манго килограммов тридцать, а за спиной у нее еще два карапуза. Она две сиськи через подмышки им подсунет с обеих сторон - они и сосут. И сопли, говорит, у негритят не зеленые, как у наших детей, а какие-то фиолетовые. В общем - экзотика.
Когда год работы уже закончился, перед самым отъездом, местная администрация устроила нашим геологоразведчикам торжественный прием.
Длинный барак, покрытый сухими пальмовыми листьями. В нем - стол человек на пятьдесят. Местная пальмовая водка, "пальмовка". Самогон самогоном, но после трехсот граммов идет хорошо. И голова сутра не болит. Только все тело почему-то чешется.
Сок манго в пятилитровых банках. И подносы с кучами не то тефтелей, не то котлет. Причем котлеты - из мяса всех зверей: от баранины до крокодилятины. Вкус у всех этих котлет - специфический. Вкусно, очень даже вкусно, но странновато.
Тут уже хорошо набравшийся Мямлин спрашивает у их главного лилового негра: а мы, говорит, этими зёбрами-крокодилами, извиняюсь, не отравимся? Мы, извиняюсь, к бегемотскому мясу, не привыкши.
А тот улыбается и говорит: нет, не отравитесь, дорогие советские товарищи, все, говорит, дезинфицировано по высшему разряду.
Петр Петрович спрашивает: а как, если не секрет? А тот: нет, не секрет, пошли, дорогой советский товарищ, покажу.
Пошли они в соседний барак и видят: сидят в нем десять лиловых баб, жуют мясо и сплевывают на противень. А противень стоит на медленном огне. А чтоб огонь не усиливался, бабы еще и в огонь плюют. И пахнет в бараке то ли кирзой, то ли кошками.
Это, говорит главный негр, самый наш высокий деликатес: жуют это самое мясо девственные девушки, дочери вождей десяти местных племен. Вон, говорит, самая главная жевалка - Дубаданга. Она самому президенту крокодилятину пережевывает. Так что - приятного аппетита, дорогой советский товарищ. А если вам, дорогие советские товарищи, захочется еще чего-нибудь, кроме жирафятины, то имейте в виду, у нас женщины не только жевать умеют.
Особенно в этом отношении большой талант у женщин племени Укатанга. Они, если что, вон в том бараке. В полной боевой готовности. Женщины племени Укатанги, говорит, - самые красивые в Африке, потому что самые толстые. У нас, говорит, считается, что самая красивая женская красота начинается с шестнадцати складок на животе.
А самые красивые женщины - это те, которые уже сами не ходят. А их, говорит, носят на носилках мужчины племени Мбемба.
Петр Петрович крякнул и вежливо говорит: за Укатангу большое коммунистическое спасибо, но мы пока премного благодарны Дубадангой.
Мямлина, конечно, слегка от Дубаданги помутило, но он мужик крепкий - стерпел. Выпил он еще триста пятьдесят "пальмовки", закусил жеваной антилопой гну. И отключился. Обошелся без Укатанги. Потому что Петр Петрович - человек аккуратный и какая-нибудь африканская гоноремба-сифилянга ему совсем не по сердцу.
Утром - ничего. Голова в порядке. Почесался, на джип - и в аэропорт (пятьсот верст по саванне).
Прилетел Мямлин в Москву, купил жигули. Белую копееч